А.Э. Айрапетьянц, эксперт-кинолог всероссийской категории, заслуженный эксперт России

В 1951 г. в СССР был утвержден стандарт новой отечественной породы — русский охотничий спаниель. В описаниях породы в 1946-1947 гг. характеристики экстерьера были настолько размыты и неопределенны, что руководствоваться ими в процесс е стабилизации и совершенствовании породы было практически невозможно. Новый был далек от совершенства, но он позволял определенно говорить о русском спаниеле, отличном от других пород этой группы, в соответствии с ним можно было оперировать при судействе на выставках.

Становление породы было непростым, и теперь, оглядываясь назад, можно говорить о нескольких этапах ее создания. Сложность заключалась и в целом ряде субъективных причин, одной из которых было активное неприятие спаниелей со стороны многих экспертов классических подружейных собак. Но, несмотря ни на что, порода пробивала себе дорогу, завоевывая сторонников, поклонников и даже покровителей среди маститых легашатников. В Ленинграде таким был эксперт республиканской категории Николай Ефимович Поликарпов.

Итак, в 1951 г. впервые на законных основаниях прозвучало: русский охотни­чий спаниель. У многих сочетание слов «русский» И «Спаниель» вызывало усмешку; были и такие, кто считал, что эти собаки вообще не Спаниели (?!) и следует придумать для породы новое название, более отвечающее способу охоты и стилю работы. Как бы там ни было, но в 2001 г. спаниелисты отметили 50-летний юбилей русского охотничьего спаниеля.

Позволю себе немного остановиться на истории становления породы. Все началось с того, что в 1885 г. страстному охотнику великому князю Николаю Николаевичу прислали из Англии черного кокер-спаниеля по кличке Даш. От него были получены потомки, владельцами которых преимущественно стали представители императорской фамилии или приближенные к ним лица. В это время в Россию (в основном в Санкт- Петербург и Москву) стали привозить и других представителей этой группы пород: каштановых коротконогих суссекс-спаниелей, черных при­земистых и растянутых фильд-спаниелей, крупных, тяжелых, тихоходных молчунов — желто-пегих кламбер-спаниелей. Позднее стали появляться и крупные, высоконогие, быстроаллюрные норфольк-спаниели (спрингеры). Все эти поро­ды, время от времени ввозимые в Россию в конце XIX – начале ХХ столетия, в той или иной мере участвовали в создании российского спаниеля. Эти породы становились модными: собаки привлекали к себе внимание жизнерадостностью, дружелюбием, веселым характером. Охотников среди их хозяев можно было пере­считать по пальцам, да и те увлекались в основном псовыми охотами. В России, в силу определенного консерватизма, спаниелей в качестве охотничьих собак долго не признавали. Процветали охоты «по перу» с классическими островными лега­выми. На вольных просторах наших лугов, полей и болот, среди высокой травы и кочкарника маленькие, порой тихоходные собачки с коротким поиском были не­интересны. Вести же настоящую селекционную работу с единичными экземпля­рами разных спаниелей не имело смысла. В первом десятилетии хх в. в России в общей сложности едва насчитывалось полсотни этих собак. И все-таки число их, особенно кокеров и в меньшей степени спрингеров, росло, и в охотничьих кругах на них невольно стали обращать внимание.

Показателем растущей популярности спаниелей в России могут служить выставки охотничьих собак позапрошлого и начала прошлого веков. Так, в 1885 г. среди всех показанных в Санкт-Петербурге охотничьих пород был только один спаниель (уже упоминавшийся Даш). В 1890 г. — 1 кокер Джим из Англии, в 1891 г. — 1 суссекс, в 1900 г. среди 657 собак было 10 спаниелей, в 1904 г. — 8 спа­ниелей (кокеров и фильдов), в 1905 г. — 5 кокеров, в 1906 г. -7 кокеров, в 1907 го­16 спаниелей (кокеры и кламберы), в 1908 г. — 28 кокеров, в 1909 г. — на выставке в Михайловском манеже экспонировалось 20 спаниелей: 7 кокеров, 1 спрингер, 3 фильда, 4 кламбера и 5 … просто спаниелей. В 1910 г. было показано рекордное число спаниелей — 49! Преобладали черные (потомки Даша), черно-подпалые, трехцветные кокеры, мелькали желто- пегие потомки первых кламберов, и впер­вые появились черно-пегие (белые с черными пятнами) и черно-пегие шиммель­спаниели (с черным крапом и мазками). Последующие десять лет демонстрируют явное падение интереса к этой группе собак. Так, в 1911 г. на выставке был представлен 21 кокер, в 1912 г. — 12 спаниелей (кокеры, спрингеры и водяные спаниели), в 1913 г. — 14 спаниелей (кокеры, кламберы и водяные эпаньоли), в 1914г. — 31 спаниель (кокеры, фильды, спрингеры, суссексы). Так обстояло дело в Санкт- Петербурге, где было собрано основное поголовье российских спаниелей. В Москве спаниелей насчитывалось намного меньше. За тот же период (1903­1913) в выставках здесь участвовало всего 10 собак этой группы пород (2 бленгейм­спаниеля, 2 фильд-спаниеля, 2 кокера, 2 кламбера и 2 просто спаниеля). В конце XIX — начале хх вв. из всего разнокалиберного поголовья для охоты старались подбирать собак по типу сложки, приближавшихся к спрингеру. В том случае, если бы хватило племенного материала для разведения этой породы, в России остановились именно на спрингерах. Но их были единицы, к тому же начал выри­совываться тип спаниеля, представляющий собой нечто среднее между кокером и спрингером. Таких собак было уже довольно много. Они не всегда демонстрировались на выставках, но охотники чаще всего держали именно их. На выстав­ках этих собак называли то кокерами, то спаниелями. Представителей исходных чистых пород спаниелей было уже значительно меньше, следовало остановиться на каком-то определенном, наиболее подходящем для российских охотничьих угодий типе. В середине 1920-х гг. спаниели снова привлекают к себе внимание любителей охотничьих собак. В это время в Петрограде появляются два велико­лепных кокера: черно-пегая сука Рези Вельдмана и знаменитый черный Джолли из Шотландии, сыгравший в истории российских спаниелей роль не меньшую, чем известный Даш. Надо сказать, что появление в Петрограде этого кобеля чуть не стало роковым для всего поголовья. Джолли был настолько хорош, что его ста­ли неумеренно использовать в вязках, в результате у 90 % всех спаниелей, пока­занных в 1926 г. на выставке в Ленинграде, текла его кровь.

Спаниелями в Ленинграде в то время занимался С.А Миклашевский, человек очень образованный, страстный охотник, фанатично преданный этой породе собак. Видя, что благодаря неумеренному инбридированию на знаменитого Джолли ленинградское поголовье заходит в тупик, он выписал из Германии двух производителей: черно-пегого полукокера-полуспрингера Альфа фон Блюменталь и черного кокера Цезаря фон дер Шмиха. Эти два немецких кобеля и шотландец Джолли заложили породную основу не только ленинградских, но и московских собак. К сожалению, освежение кровей ленинградских и московских собак через прилитие свежей крови немецкого кобеля Альба фон Блюменталь привело к тем же последствиям, что и в варианте с Джолли. В результате практически все ленинградское поголовье было заинбридировано на Джолли и Альба фон Блюменталь, а у 64 % производителей московских спаниелей текла кровь полукокера-полуспрингера Альфа фон Блюменталь. Позднее и в Ленинграде, и в Москве поя­вится еще несколько спрингеров, прилитие крови которых благотворно повлияет на увеличение роста и высоконогости в породе, первоначально буквально собран­ной из разных типов спаниелей. Уже к концу 1920-х гг. ни спрингеров, ни кокеров, не говоря уже о других породах, в чистом виде практически не было, за исключением тех, которых привозили из-за границы. Речь, скорее всего, могла идти о типе кокера или спрингера. Если обратимся к отчетам самых разных экспертов, судивших спаниелей на выставках в те времена, то мы почти не встретим разгра­ничения этой группы по породам. О породных типах, отмеченных в экспонируемом поголовье, писали в своих отчетах эксперт всесоюзной категории П.Ф. Пупышев и эксперт 1 категории В.Т. Дмитриевский. К концу 1930-х ГГ. спаниели уже уверенно завоевали любовь россиян. О том, что в стране появился явно новый тип спаниеля, отвечающий требованиям российских охотников, можно судить по заключению ирландского судьи Хислина, судившего в 1929 г. ленинградских спаниелей. Он отметил, что ленинградское поголовье «отличается сухими, хорошего рисунка, элегантными головами, свободными энергичными движениями, крепкими колодками». Кстати, в этом же году Ленинградским обществом охотничьего кровного собаководства (ЛООКС) впервые были организованы и полевые испытания спаниелей по боровой и болотной дичи. Кровь привозных немецких кокеров сказалась на преобладании «боровых» дипломов над «болотными».

Однако не все шло гладко. Небольшие очень симпатичные собачки «кокер­типа» неожиданно стали модными, привлекли внимание женщин, и те «прибрали их к рукам». Сразу началась некоторая декоративизация экстерьера: заметно снизился рост, появилось много уборной псовины, которая приобрела волниcтocть И даже кудрявость. Это отметил и известный эксперт А.с. Тюльпанов, неоднократно в то время судивший спаниелей. В то же время немногочисленные спаниели «спрингер-типа» по-прежнему оставались в мужских руках, в большей степени использовались на охоте, сохраняя свой рабочий облик. Они то впоследствии и нашли отражение во внешности современного русского охотничье­го спаниеля. Вместе с тем кровь кокеров и спрингеров все больше смешивалась, продолжалась работа по созданию собаки небольшого роста, но относительно высоконогой. Потомков спаниелей разных пород, завезенных в конце XIX В., старались максимально приспособить к охоте на российских болотах и заливных лугах. В 1939 г. спаниелисты отметили десятилетие со дня первых полевых испытаний. Итог был весьма обнадеживающим — более ста рабочих дипломов, совсем неплохо для формирующейся охотничьей породы.

Ленинградские спаниели по своей численности не уступали другим подружейным группам пород, имевшим более давнюю историю использования в России. На предвоенных выставках в Ленинграде экспонировалось от 30 до 33 спаниелей. До середины 1940-х гг. основное поголовье спаниелей русского типа было сосредоточено в Ленинграде, в Москве рост численности породы шел значительно медленнее, в других регионах спаниели были единичны. На первых всероссийских выставках были представлены в основном ленинградские и мо­сковские спаниели, и составляли они невысокий процент от общего числа собак экспонируемых охотничьих пород.

Из появляющихся в печати статьях о русском спаниеле нередко создается превратное представление, что порода начала формироваться только после окончания Великой Отечественной войны, когда в нашу страну, преимущест­венно в Москву, стали завозить из-за границы собак разных пород этой группы. Это был второй этап формирования породы русского спаниеля. Он увеличил количество, но снизил качество уже наметившейся новой отечественной поро­ды охотничьих собак. Поголовье спаниелей и в Ленинграде, и в Москве стало очень разнотипным из-за ввозимых трофейных экземпляров. Многие собаки привозились без документов, среди них были в основном кокеры, попадались типичные кламберы, суссексы, фидьды, очень редко — спрингеры. Были и блестящие экземпляры с длинными родословными, и собаки очень сомнительного происхождения, принадлежность которых к какой-нибудь конкретной породе спаниелей определить было трудно. Под маркой вывозных собак появлялись откровенно непородные животные, которые шли как вывезенные из Италии, Франции, Германии и тому подобное. Я знала таких импортных собачек, которые шли в вязки и разрушали все результаты кропотливой довоенной работы с породой. Разводить в чистоте отдельные породы было нецелесообразно и труд­но: не хватало племенного материала, да и не нужны были нам мелкие, излишне шерстистые, утрированно длинноухие спаниели, тем более что сформированный в довоенные годы тип российского спаниеля существовал, и главной задачей стало не потерять его в потоке бессистемно завозимых собак.

Выше я пыталась показать, что к концу двадцатых годов хх в. В России (преимущественно в Ленинграде) уже существовало немалое поголовье достаточно однотипных собак, то есть смело можно было говорить о новом породном типе спаниеля. Причем нельзя сказать, что новая породная группа возникла стихийно, сама по себе, в виде эдакого коктейля из классических пород, составлявших эту группу. Российского спаниеля создавали на основе четко продуманной селекционно-племенной работы, которую проводили в высшей степени образованные, интеллигентные, грамотные в вопросах кинологии люди, сумевшие собрать вокруг себя таких же энтузиастов и пропагандистов подружейной охоты со спаниелем. Среди них были В.В. Бианки, Е.И. Чарушин, М.М. Пришвин, с детства знакомые всем любителям природы. Таким образом, что бы ни говорили наши извечные оппоненты — противники русского спаниеля, порода создавалась не «пещерными безграмотными людьми», а целенаправленно, на научной основе, с учетом опыта ведущих кинологических питомников мира.

Итак, в послевоенные годы мы снова оказались с разнотипным поголовьем, но в отличие от первого этапа формирования породы у нас уже был определенный племенной резерв, который удалось сохранить в тяжелые военные годы. В Ленинграде блокаду пережило семь собак, от которых были получены первые послевоенные щенки. В Москве также сохранилось какое-то количество довоенных собак; кроме того, появились интересные представители спаниелей, близкие по типу к довоенному поголовью. Несмотря на то что в деталях взгляды на породу у москвичей и ленинградцев расходились, генеральное направление в создании русского спаниеля было единым. Обмен племенным материалом способствовал унификации российского поголовья, которое формировалось в ведущих кинологических центрах, прежде всего в Ленинграде и Москве. Из вывозных спаниелей, сказавших свое золотое слово в московском и ленинградском поголовье, назову Пирата Боброва, вывезенного И.К Акчуриным из Австрии (Пират был сыном австрийца Тоби фон Муклылпхан и француженки Секки). От него был получен ч.Санчо Малеева, крупный серо-мраморный кобель, давший начало ряду заводских линий в Москве и Ленинграде. Внук Пирата Буян Фокина (от ч.Санчо Малеева и Леди Апанасенко) стал основоположником одной из ведущих ленинградских кровных линий, которая продолжается в настоящее время его прямыми потомками. Кровь Санчо течет и в семье москвички ч.Кармы Болылакова, основательницы одной из ленинградских семей. В Москву крови Санчо вернулись через Шнепа Горюнова, правнука Буяна и соответственно пра­правнука Ч.Санчо. для русских спаниелей ленинградской популяции оказался очень удачным вывоз из Германии (без документов) черного Мурика Крылова. Он дал начало ленинградской кровной линии ч. Рекса Филиппова, продолжающейся в настоящее время через его линейных потомков — ч.Нэда и Ч.Нельса Данилевского, ч.Нью-Чарли Левитина и их сыновей и дочерей. Потомки этой линии есть и в Москве, и в Нижнем Новгороде, и в Новосибирске, и в других го­родах России. Большинство из них черного окраса. Спаниели Москвы и Ленинграда обнаруживали значительное сходство по фенотипу, в целом же в российском поголовье существовало очень большое разнотипье. Унификация породы требовала четкого стандарта, единообразия в экспертизе и племенной работе.

Как уже говорилось выше, первые стандарты 1946-1947 гг. на стабилизацию породы не работали. Стандарт русского охотничьего спаниеля, утвержденный в 1951 г., уже в какой-то степени определил особенности нового спаниеля, но он тоже был далек от совершенства, поскольку в него вписывалось все поголовье ­от мелких до крупных представителей, от почти квадратных до сильно растяну­тых. Совершенствовать породу, руководствуясь таким стандартом, было трудно. Показательно, что во Всероссийских родословно-племенных книгах вплоть до IV тома включительно (1979 г. выпуска) речь идет о спаниелях, хотя имеются в виду именно русские, в V томе ВРКОС появляются кокер-спаниели, но русские по-прежнему именуются просто спаниелями, и только в УН томе ВРКОС, изданном в 1985 г. (!) впервые наша порода обозначена как русский охотничий спаниель.

В 1966 г. появился еще один стандарт — несколько измененный, но по-прежнему сохранивший большой разброс показателей высоты собаки, содер­жащий много спорных определений, неточностей в описании экстерьера, субъективные толкования недостатков. Он допускал значительную разнотипность в породе. Это способствовало появлению региональных типов, настолько отличающихся друг от друга, что порой вызывало сомнение, с одной ли породой мы имеем дело. Мне приходилось проводить экспертизу спаниелей на выставках в разных городах России, и порой, опираясь на этот стандарт, было трудно объяснить владельцам, почему их собака далека от желаемого типа породы. В ре­гионах, особенно удаленных от кинологических центров, разнокачественность поголовья была особенно заметна. Появился даже своего рода региональный маркер: в Челябинске в конце 1980-х гг. преобладали коричнево-пегие призе­мистые собаки со светлыми глазами и пухлявой шерстью; в Красноярском крае спаниели были преимущественно темно-серого окраса, очень крупные, с густой волнистой и кудрявой псовиной; вологодские отличались небольшим ростом (ниже среднего), скуластыми головами. На юге России преобладали сухие, бедно одетые, некрупные собаки с хорошими головами, распространенными недостатками у них являлись в разной степени скошенные крупы и беднокостность. Кировские (вятские) спаниели характеризовались мощным костяком, обильной шерстью, по росту в большинстве своем они выходили за пределы стандарта; головы у некоторых были грубоваты, с излишне развитыми надбровными дугами. Московские и ленинградские собаки имели много общего в экстерьере, но у первых часто встречались грубоватые головы, светловатые глаза и хвосты, поднятые выше линии спины. Вторые отличались красивыми головами, темными глазами, но часто были излишне легкими, бедновато одетыми, а суки страдали в разной степени скошенными крупами. В ленинградской популяции было много черных и черно- пегих собак, в московской — рыжих, рыже- пегих и коричневых. Характерным признаком свердловской популяции были рыжий и рыже- пегий окрас, высокий рост и заметно прилобистые головы, часто со скошенным затылком. По преобладающему окрасу у спаниелей разных регионов можно было узнать, чьи производители освежали кровь.

Две последние Всероссийские выставки (IX и Х) показали определенный про­гресс в породе: российское поголовье русского спаниеля стало достаточно однотипным, практически исчезли тяжелые, грубые головы, меньше стал разброс показателей роста и длины, исчезла кудрявая шерсть. Редким явлением стала злоб­ность и недоброжелательность к человеку. Конечно, на всероссийские выставки отравляют лучших представителей поголовья. Но в любом случае по этим собакам мы уже можем оценивать качественный уровень популяции русского охотничьего спаниеля. Я была на семи всероссийских выставках охотничьих собак, причем на пяти последних в качестве эксперта ринга, и могу не покривив душой сказать, что представленное поголовье изменилось в лучшую сторону. Естественно, предстоит еще много работы, связанной с совершенствованием породы, искоренением имеющих место недостатков. Главным условием успеха должны быть координация племенной работы, единый подход к оценке собак на выставках и в поле, беспристрастность судейства. Следует позабыть о региональных амбициях и общими усилиями добиться консолидации породы по главным экстерьерным и рабочим показателям. Русский охотничий спаниель, несомненно, изменился в лучшую сторону, а это означает, что следует поднять планку требований к породе, которые должны быть отражены в ее стандарте. Нам давно стало ясно, что старый стандарт уже тормозит развитие породы. В 2006 г. на Всероссийской конференции по спаниелям, проходившей в июле в Нижнем Новгороде, был в деталях разрабо­тан проект нового современного стандарта породы. Его характеристики отвечают не только сегодняшнему дню, но и работают на перспективу. К Х Всероссийской выставке он утвержден не был, и мы проводили экспертизу в соответствии с устаревшим стандартом. Это в какой-то мере связывало экспертам руки, и приходилось закрывать глаза на некоторые недостатки (с точки зрения современных требований к экстерьеру). То же самое относится и к бонитировке. Испытаний по кровяному следу уже нет, а старые дипломы по этому виду мы засчитываем. Нет четкости с баллами за универсальность, как и с самим понятием универсальности. В результате нет единого подхода к комплексной оценке на областных и тем более на городских выставках. Пишутся положения, то ужесточающие требования, то снижающие. А это касается места в классе, званий, титулов, наград. На одной выставке собака получает один балл про комплексной оценке, на следующей, проходившей в другом городе, иной. Владельцы в недоумении. А мы, эксперты, только руками разводим и пытаемся что-то маловнятно объяснить.

Русский охотничий спаниель, как говорит название породы, — собака охотничья. С ним надо охотиться, нужно проверять его полевые качества, соответствующим образом вести отбор племенного поголовья и подбирать пары. И выстав­ки, и полевые испытания в конечном счете дают информацию для племенного разведения. Их результаты определяют качественную сторону всего российского поголовья. Оперировать ими можно лишь при едином и объективном подходе к оценке экстерьерных и рабочих показателей. Если относительно экстерьерных характеристик в стане спаниелистов существенных расхождений не имеется, то правила полевых испытаний и состязаний вызывают много разногласий. Критерии оценки экстерьера более формализованы и объективны, собаку можно измерить, прощупать. При определении рабочих качеств больше субъективизма, свое­го видения охоты со спаниелем, значения врожденных и приобретенных поведенческих реакций. Нет четких и корректных критериев определения чутья и ряда других элементов работы. Больше всего копий сломано из-за подходов к оценке подачи. Очень часто мы расцениваем не рабочие качества собаки (ее врожденные качества, которые наследуются потомством), а результат натаски, дрессировки, то есть настойчивость, опыт, умение, вложенный труд человека — владельца или натасчика. Дипломы, как известно, по наследству не передаются. Для племенного разведения важны врожденные качества данной собаки и способность к их реа­лизации, то есть ее морфофизиологические свойства и поведенческие реакции. Вот их-то оценить чрезвычайно трудно. К сожалению, личные и региональные амбиции, перехлест эмоций, взаимные обвинения и даже оскорбления уводят в сторону, заслоняя основную задачу — совместную работу по совершенствованию русского охотничьего спаниеля, созданного нами и для нашего охотничьего досуга. Выставочная и полевая экспертиза будет работать на развитие породы толь­ко тогда, когда она будет обоснованной, объективной и единообразной по всем российским регионам, где заинтересованы в правильной охоте с хорошими рус­скими спаниелями. Унификации и стабилизации породы можно добиться только в том случае, если за дело взяться сообща, оставив клубные и региональные распри. Должен быть обмен племенным материалом, полезно составить и утвердить общий перспективный план развития породы в России. Это дело комиссии по спаниелям и актива региональных клубов и секций. Самое губительное для любой породы — это снижение генофонда и ведомственная разобщенность.

Среди спаниелистов дискутируется вопрос о необходимости признания нашей породы в FCI. Многих смущает словосочетание «порода не признана FCI», то есть наших прекрасных собак как бы считают собаками второго сорта и ни в какую не признают! Вот признают нас — и мы будем участвовать в международных выставках, получать звучные титулы и награды. А потом потихоньку мы разделим русских спаниелей, выведенных для российских охот, на «русских охотничьих спаниелей» и «русских охотничьих спаниелей-шоу» … Ведь кому-то очень захочется престижных титулов для весьма посредственных собак, полученных у международных экспертов, не очень-то сильно разбирающихся в нашей породе. Мы по­теряем перспективных по кровям собак, снизим численность поголовья, получим «темных лошадок» с высокими титулами, рожденных от таких же «неохотничьих» чемпионов, и, привычно наступив на одни и те же грабли, начнем все сначала! Прежде чем очертя голову кинуться в ряды признанных FCI пород, следует провести общероссийский референдум с четкой аргументацией «за» И «против». Не станем ли мы заложниками чужих охотничьих традиций? Не потеряем ли свое ис­ключительное право решать самостоятельно вопросы, связанные с созданной в нашей стране и для российских охот породой — русским охотничьим спаниелем? В голосовании по этому вопросу, проходившем в 2006 г., приняли участие только немногочисленные делегаты конференции, представлявшие всего несколько ре­гионов России, где охотятся со спаниелями. Но и тогда с перевесом в один голос было принято решение против регистрации породы в FCI.

До сих пор речь шла об истории породы, путях ее формирования и перспективах на будущее. А теперь я хочу представить русского охотничьего спаниеля и показать, чем он так привлек взыскательных российских охотников.

Русский охотничий спаниель применяется для охоты по болотной, полевой, боровой, степной и водоплавающей птице на всей территории России и сопредельных стран. Задача спаниеля на охоте — разыскать птицу, поднять ее на кры­ло и после выстрела охотника, по его приказанию, подать битую дичь. Русский спаниель обладает всеми обязательными для охотничьей собаки качествами: хо­рошим чутьем, энергичным поиском, настойчивостью, выносливостью, врожденной склонностью к подаче. Охотиться с ним можно весной, летом и осенью, в южных районах и зимой. Небольшой рост и отсутствие стойки перед птицей позволяют собаке обыскивать густые заросли кустарников и поднимать затаившуюся или убегающую птицу. Собака работает на энергичном легком галопе, переходя в трудных условиях на рысь.

Современный русский спаниель отличается относительной высоконогостью (длина передней конечности от подошвы до локтевого сустава составляет ½ высоты В холке), умеренной растянутостью. Высота в холке у кобелей 40-45 см, у сук 38-43 см, индекс растянутости соответственно не больше 110-112 и 112­115. У него сухая элегантная голова, темные выразительные глаза, веки ни в коем случае не должны быть сырыми, отвислыми. Выражение «Печальный взгляд, как у спаниеля» — это не про русского спаниеля, ибо это собака веселая, жизнера­достная, озорная и даже может быть довольно строгая, но уж никак не печальная. Шерсть у него более гладкая и менее волнистая, чем у других представителей этой группы, его не надо тримминговать к выставкам, а на охоте он меньше страдает от цепких семян болотных и луговых растений. Русские спаниели могут быть самых разнообразных окрасов: однотонно-черного, коричневого, рыжего; контрастного белого с черными, или коричневыми, или рыжими пятнами, с мазками или крапом того же цвета; трехцветными — к пегому окрасу добавляются подпалины; черными или коричневыми с подпалинами и белыми отметинами на груди и лапах. И, наконец, хвост у спаниеля очень подвижный, он постоянно в движении, его ускоряющиеся, энергичные движения говорят об обнаруженной дичи. Он обязательно должен быть купирован, иначе во время работы в кустарнике или тростнике собаки будут оббивать его, превращая буквально в кровавые лохмотья.

Одним словом, он отлично приспособлен к охоте на самую разнообразную пернатую дичь в самых разных угодьях нашей страны. Поведение на охоте (поиск, реакция на поднявшуюся дичь, отношение к выстрелу и, наконец, обязательная подача битой птицы) русского спаниеля практически ничем не отличается от работы английского кокера или спрингера.

Но некоторые отличия все-таки имеются, и именно они привлекательны для многих охотников. Я ни в коем случае не хочу оспаривать достоинства кокеров или спрингеров; в конце концов, каждый выбирает себе породу по своему вкусу. Русского спаниеля создавали для наших условий, ведь недаром другие породы спаниелей не прижились в России, и сейчас поголовье русских спаниелей, используемых на охоте (а не только на шоу-выставках и испытаниях), значительно превосходит число охотничьих кокеров и спрингеров в нашей стране. Русский спаниель достаточно высок на ногах, что облегчает работу в осоковом болоте и кочкарнике, у него экономичный стелющийся галоп, обусловленный более длинным поясничным отделом, чем у упомянутых английских собак, о преимуществе гладкого и не очень богатого шерстного покрова я уже говорила, и, наконец, сухие веки не забиваются и не трав­мируются семенами, осокой, чередой во время поиска в высокотравье. И при этом он удобен в транспортировке, в отличие от спрингера помещается в рюкзак, не занимает много места в автомобиле, в лодке, да и в малогабаритных квартирах ему легче выделить жилплощадь, чем более крупным собакам.

Таким образом, вобрав в себя положительные черты своих прародителей, русский спаниель оказался очень удобной охотничьей собакой, и сейчас попу­лярность нашего спаниеля в охотничьих кругах растет и растет.

Русский охотничий спаниель востребован в России всюду — от западных границ до Дальнего Востока, от Архангельска и Томска до Кавказа и Бурятии. Со своими спаниелями мы охотились на гусей в тундре, на побережье Белого моря, на пере­пелов в степях Казахстана, на фазанов в тугаях по берегам Амударьи, на горных ку­ропаток на Кавказе, на уток, лысух и куликов на соленых озерах в Каракумах, ну и, конечно, на боровую и болотную дичь в угодьях Ленинградской области.

Охота со спаниелем очень азартна, хотя и более напряженная, чем с легавой. Отсутствие стойки для невысокой собаки, работающей в высокой траве или густом кустарнике, — не недостаток, а достоинство. Пока легавая картинно стоит над ду­пелем или вальдшнепом, спаниель шустро шныряет между кочек и кустов, выгоняя затаившуюся дичь и поднимая под выстрел. Конечно, нет той захватывающей душу стильности, отличающей работу островных легавых, но есть своя прелесть в азартном поиске, коротком взлаивании на горячем следу перед подъемом птицы, выпрыгивании свечкой из высокой травы, чтобы поймать ускользающий запах птицы и заодно скорректировать свои действия с хозяином. А сколько радости испытываешь, когда твой длинноухий партнер старательно и деловито несет битую птицу, а порой тащит волоком добычу, едва не превосходящую его по своим размерам, — гуся или глухаря. Все спаниели глубоко убеждены в том, что падающая после выстрела пти­ца может принадлежать только хозяину и ее надо ему незамедлительно доставить. Такая старательность иногда приводит к тому, что собака собирает чужие трофеи, упавшие в воду, независимо от того, с какого берега и кем был произведен выстрел. Естественно, что вся битая птица приватизируется и доставляется хозяину. Охотник без собаки теряет много подранков, охотник со спаниелем, обойдя на следующее утро участки, где на зорьках стояли незадачливые стрелки, собирает всю утерянную ими дичь. Но справедливости ради надо сказать, что такой безотказности при по­даче битой птицы предшествует длительная и кропотливая отработка всех приемов этого обязательного элемента работы спаниеля.

Многие начинающие спаниелисты, начитавшись книжек и пособий, где утверждается, что у спаниелей врожденная подача, понимают это заявление буквально. Потом их постигает горькое разочарование и в породе, и в собственной собаке: питомец не только не подает дичь, но даже в рот не берет теплую, только что убитую птицу. Увы, многие спаниели с прекрасными охотничьими задатками и блестящими родословными по вине легкомысленных владельцев оказываются неполноценными помощниками, не выполняя одной из своих основных породных задач — подачи. У спаниеля врожденное стремление к по­даче, которое проявляется уже в раннем детстве, но реализовать это стремление, превратить в безотказное выполнение команды «Подай» — это задача хозяина. Ежедневная тренировка, отработка этой команды начинается с безмятежного щенячьего возраста, и в результате у собаки даже мысли не возникает, чтобы не разыскать и не подать битую дичь. Поистине без труда не вытащишь и рыбки из пруда! А спаниель без подачи — это уже не спаниель!

В охотничьей литературе спаниеля часто представляют как универсальную породу для всех видов птичьих охот И даже рекомендуют его для охоты на зайца. Все это так и не так. С моей точки зрения, понятие универсальности не подходит ни к одной из охотничьих собак. Правильнее говорить о разносторонности. Да, теоретически диапазон видов дичи, на которую можно охотиться со спаниелем, очень велик. Почти каждый спаниелист хотя бы один раз да стрелял из-под своей собаки зайца. Но на заячью охоту нормальный охотник все-таки пойдет с гончей, на белку с лайкой, за барсуком и лисицей — с норными. Интерес настоящий охотничий спаниель должен проявлять ко всем охотничьим видам птиц. Он легко осваивается в новых условиях и начинает работать по ранее незнакомой ему дичи. Кстати, это зависит и от предыдущего опыта охоты в разных угодьях, и от индивидуальных качеств спаниеля. Собаки не машины, им свойственны свои пристрастия и свой личный порог психических возможностей. Среди них есть и несомненные таланты, и просто середнячки. С этим нужно считаться. Кроме того, не все угодья «по зубам» спаниелю. В тяжелых условиях бродовых утиных охот (густые сплошные заросли тростника или камыша, сильная заболоченность берегов, глубокие топи) эффективнее использовать континентальных легавых или лаек; они сильнее, намного крупнее, достают до дна там, где спаниель вынужден плыть. Спаниели настолько азартны и страстны, что, даже выбиваясь из сил, будут пробиваться через стену тростника или часами плавать в холодной воде в поисках уток. Но так можно и загубить собаку, надорвать ее силы, намного сократив сроки ее охотничьей жизни. И таких примеров можно привести много. Каждому свое. На мой взгляд, нет ничего прекраснее, чем охота со спаниелем по болотной дичи, по вальдшнепу, по перепелу, по глухариным и тетеревиным выводкам на болотах и в разреженных лесах. Здесь блестяще реализуются все его задатки, породные особенности, страсть и мастерство, появляющееся с опытом. Никто не сомневается в успешной охоте со спаниелем на водоплавающую дичь в условиях средней тяжести бродовых охот, он незаменим на вечерках, на охотах с лодки. Это действительно разносторонняя подружейная охотничья собака, и опытному, правильно натасканному и поставленному русскому спаниелю цены нет.

Русский охотничий спаниель (как, впрочем, и все его родственники по группе) обладает целым рядом качеств, позволяющих ценить его не только как неутомимого помощника на охоте, но и как веселого, жизнерадостного и при­ятного товарища. Он очень ласков и предан, старается принимать самое горячее участие во всех событиях, норовит усесться рядом на диване, в кресле, замирая в крайне неудобной позе, лишь бы касаться самого дорогого на свете существа ­ своего хозяина. Вы сидите за письменным столом, на ваших ногах обязательно примостится собака, вы идете к телефону — она бежит впереди, чтобы тут же устроиться рядом, пока вы разговариваете. Любителей более спокойных и менее контактных пород раздражает это свойство, спаниелей считают слишком назой­ливыми и приставучими. Но что поделаешь, такова уж суть этой породы. Но никакие диваны, никакие домашние удобства не заменят спаниелю охоту, страсть к которой у него удивительная. Он создан для охоты, он внимательно следит за всеми действиями хозяина, предполагая охотничий выезд. Стоит переставить с места на место ружье, рюкзак, болотные сапоги — и покоя не будет. Собака ме­чется по квартире, путается под ногами и, наконец устав от суеты, укладывается вплотную к входной двери, чтобы ненароком не забыли, и ждет, когда же, наконец, хозяин наденет ошейник, пристегнет поводок и скажет долгожданные слова: «Ну что, поехали?»

Все атрибуты охоты раз и навсегда отнесены к разряду особых ценностей, что представляет определенное неудобство, когда едешь в переполненном вагоне поезда; попробуйте случайно задеть хозяйское ружье или рюкзак, когда рядом сидит длинноухий страж.

Вообще, несмотря на ласковый и веселый нрав, русские спаниели прекрасные сторожа, и нередко приходится отучать собаку от стремления охранять все и вся, принадлежащее хозяину, чтобы не нарваться на неприятности. Злоба к людям классифицируется как порок, на выставках агрессивные собаки могут быть оставлены без оценки, несмотря на блестящие экстерьер и заслуги на полевых испытаниях. К счастью, таких русских спаниелей в стране становится все меньше и меньше.

Было бы неполной характеристикой русского охотничьего спаниеля и его по­служного списка, если не вспомнить еще об одной современной его специальности. Русские спаниели отлично зарекомендовали себя на таможенной и спаса­тельной службе. На экранах телевизоров сплошь и рядом мелькают наши спаниели, разыскивающие взрывчатку, наркотики. Мне приходится читать лекции по поведению собак в Таможенной академии на курсах повышения квалификации таможенников- кинологов. Выясняя, с какими породами они работают, я была поражена, узнав, что почти у половины слушателей оказались русские спаниели. Их ценят за отличное чутье и рабочий азарт, за активный охотничий поиск на обследуемой территории и за добрый нрав (пассажиры при досмотре их не боятся). Стремление обязательно найти то, за чем послали (наркотики, взрывчатка), приводит порой к тому, что неутомимого помощника приходится уносить на руках, в том случае если ничего подозрительного обнаружено не было. Подбирая собак для таможенной службы, кинологи очень тщательно изучают родословные; разумеется, их в большей степени интересуют рабочие качества, нежели экстерьер.

Вот таков русский охотничий спаниель, спутник и помощник ружейного охотника, снискавший себе любовь и уважение среди любителей спортивной охоты по перу.

В заключение считаю своим долгом поблагодарить тех, чей интеллект, образование, энтузиазм и искреннее увлечение подружейной охотой способствовали созданию новой отечественной породы — русского охотничьего спаниеля, максимально приспособленного к охоте в российских угодьях. В совершенствовании породы принимало участие много энтузиастов, переоценить их вклад в работу с породой невозможно. За неимением места я не могу перечислить все имена. Большое им спасибо. Здесь я назову одних из самых выдающихся спаниелистов, без которых русского спаниеля просто бы не было: С. А. Миклашевский, А. С. Любош, Н. Е. Поликарпов, В. Т. Дмитриевский, Б.Е. Вагин. Этих людей уже давно нет с нами, но мы, продолжающие их дело, будем им вечно благодарны за появление среди охотничьих собак русского спаниеля.

Охотничьи спаниели, Казань

Обсуждение закрыто.